Неточные совпадения
Когда Грэй поднялся
на палубу «Секрета», он несколько минут
стоял неподвижно, поглаживая рукой голову сзади
на лоб, что означало крайнее замешательство. Рассеянность — облачное движение чувств — отражалось в его лице бесчувственной улыбкой лунатика. Его помощник Пантен шел в это время по шканцам с тарелкой жареной рыбы; увидев Грэя, он заметил странное состояние капитана.
Меж тем
на палубе у грот-мачты, возле бочонка, изъеденного червем, с сбитым дном, открывшим столетнюю темную благодать, ждал уже весь экипаж. Атвуд
стоял; Пантен чинно сидел, сияя, как новорожденный. Грэй поднялся вверх, дал знак оркестру и, сняв фуражку, первый зачерпнул граненым стаканом, в песне золотых труб, святое вино.
Самгин охотно пошел; он впервые услыхал, что унылую «Дубинушку» можно петь в таком бойком, задорном темпе. Пела ее артель, выгружавшая из трюма баржи соду «Любимова и Сольвэ».
На палубе в два ряда
стояло десять человек, они быстро перебирали в руках две веревки, спущенные в трюм, а из трюма легко, точно пустые, выкатывались бочки; что они были тяжелы, об этом говорило напряжение, с которым двое грузчиков, подхватив бочку и согнувшись, катили ее по
палубе к сходням
на берег.
Этот, который необыкновенно разгрызал орехи, взглянув
на верхнюю
палубу, где
стоял Самгин с Варварой, сказал довольно громко...
Вон, посмотрите, они
стоят в куче
на палубе, около шпиля, а не то заберутся
на вахтенную скамью.
На палубе бездействие; паруса
стоят неподвижно; ученье делать нет возможности от жара.
Сегодня выхожу
на палубу часу в девятом: налево, в тумане, какой-то остров; над ним, как исполинская ширма,
стоит сизая туча с полосами дождя.
Я пощупал ногой
палубу: она перестала двигаться, ноги
стояли будто
на земле.
Я
постоял у шпиля, посмотрел, как море вдруг скроется из глаз совсем под фрегат и перед вами
палуба стоит стоймя, то вдруг скроется
палуба и вместо нее очутится стена воды, которая так и лезет
на вас.
Люди наши, заслышав приказ, вытащили весь багаж
на палубу и
стояли в ожидании, что делать. Между вещами я заметил зонтик, купленный мной в Англии и валявшийся где-то в углу каюты. «Это зачем ты взял?» — спросил я Тимофея. «Жаль оставить», — сказал он. «Брось за борт, — велел я, — куда всякую дрянь везти?» Но он уцепился и сказал, что ни за что не бросит, что эта вещь хорошая и что он охотно повезет ее через всю Сибирь. Так и сделал.
Взглянешь около себя и увидишь мачты,
палубы, пушки, слышишь рев ветра, а невдалеке, в красноречивом безмолвии,
стоят красивые скалы: не раз содрогнешься за участь путешественников!.. Но я убедился, что читать и слушать рассказы об опасных странствиях гораздо страшнее, нежели испытывать последние. Говорят, и умирающему не так страшно умирать, как свидетелям смотреть
на это.
Смотрел я
на всю эту суматоху и дивился: «Вот привычные люди, у которых никаких «страшных» минут не бывает, а теперь как будто боятся!
На мели: велика важность!
Постоим, да и сойдем, как задует ветер посвежее, заколеблется море!» — думал я, твердо шагая по твердой
палубе. Неопытный слепец!
А люди носились по
палубе всё быстрее, выскочили классные пассажиры, кто-то прыгнул за борт, за ним — другой, и еще; двое мужиков и монах отбивали поленьями скамью, привинченную к
палубе; с кормы бросили в воду большую клетку с курами; среди
палубы, около лестницы
на капитанский мостик,
стоял на коленях мужик и, кланяясь бежавшим мимо него, выл волком...
«Разговор кончен, и я хочу, чтобы ты убрался отсюда», — сказали его глаза. Я вышел
на палубу, где увидел пожилого, рябого от оспы человека с трубкой в зубах. Он
стоял, прислонясь к мачте. Осмотрев меня замкнутым взглядом, этот человек сказал вышедшему со мной Гезу...
У горного берега
стояли на якорях две порожние баржи, высокие мачты их, поднявшись в небо, тревожно покачивались из стороны в сторону, выписывая в воздухе невидимый узор.
Палубы барж загромождены лесами из толстых бревен; повсюду висели блоки; цепи и канаты качались в воздухе; звенья цепей слабо брякали… Толпа мужиков в синих и красных рубахах волокла по
палубе большое бревно и, тяжело топая ногами, охала во всю грудь...
Фома,
стоя на груде каната, смотрел через головы рабочих и видел: среди барж, борт о борт с ними, явилась третья, черная, скользкая, опутанная цепями. Всю ее покоробило, она точно вспухла от какой-то страшной болезни и, немощная, неуклюжая, повисла над водой между своих подруг, опираясь
на них. Сломанная мачта печально торчала посреди нее; по
палубе текли красноватые струи воды, похожей
на кровь. Всюду
на палубе лежали груды железа, мокрые обломки дерева.
Через полчаса дымящийся пароход, качаясь, отчаливал от берега, и
на его
палубе стояла Маня. Она была в вчерашнем сером платье, в широкой шляпе и с лакированной сумкой
на груди.
Скрестив руки, вцепившись пальцами в плечи себе, он
стоял спокойно, прижимая ногою к
палубе какой-то узел, смотрел
на всех по очереди и хрипло уговаривал...
Князь Гвидон трубу наводит:
Царь
на палубе стоитИ в трубу
на них глядит...
Подошел к «Соболю». Капитан
стоит у руля и молча вдаль смотрит.
На палубе ни души. Сказывает про себя Алексей капитану, что он новый хозяин. Не торопясь, сошел капитан с рубки, не снимая картуза, подошел к Алексею и сухо спросил...
Облокотясь
на перила,
стоял Алексей, безучастно глядя
на реку и заворачивавшие по ней пароходы,
на незнакомые лица приезжавших и отъезжавших,
на груды товаров, загромождавших
палубы,
на суету рабочих, опускавших якорья и захлестывавших причальные концы [Тонкий канат, которым причаливают суда к пристани.] за столбики, поставленные
на дощатых мостках, устроенных для подхода к судам.
Величаво поднимая кверху легкую мачту с тонкими райнами и широкую белую трубу с красным перехватом посередке, сиротой
стоял опустелый «Соболь»: ни
на палубе его, ни
на баржах не было ни одного тюка, ни одного человека…
Стоило ему только оступиться — и он бы вдребезги разбился о
палубу. Да если б даже он и не оступился, а дошел до края перекладины и взял шляпу, то трудно было ему повернуться и дойти назад до мачты. Все молча смотрели
на него и ждали, что будет.
Через пять минут четыре матроса уже сидели в отгороженном пространстве
на палубе, около бака, и перед ними
стояла ендова водки и чарка. Матросы любопытно посматривали, что будет дальше. Некоторые выражали завистливые чувства и говорили...
И Андрей Николаевич, красный, вспотевший и напряженный, несколько комичный в сбившейся назад треуголке и узковатом мундире,
стоял теперь
на мостике, то посматривая беспокойным взглядом
на флагманский фрегат, то
на палубу и
на мачты.
К восьми часам утра, то есть к подъему флага и гюйса [Гюйс — носовой флаг [
на военных кораблях поднимается во время стоянки
на якоре]. — Ред.], все — и офицеры, и команда в чистых синих рубахах — были наверху. Караул с ружьями выстроился
на шканцах [Шканцы — часть
палубы между грот-мачтой и ютом.] с левой стороны. Вахтенный начальник, старший офицер и только что вышедший из своей каюты капитан
стояли на мостике, а остальные офицеры выстроились
на шканцах.
Ровно в десять часов боцман Федотов просвистал в дудку и крикнул: «
На молитву!», и скоро
палуба была полна матросскими белыми рубахами. Впереди в полной парадной форме
стояли капитан, офицеры и гардемарины. Все были тут, кроме вахтенных.
Матросы, не бывшие
на вахте, толпой
стояли в жилой
палубе и усердно молились.
По обе стороны
палубы, от шканцев до бака,
стояла, выстроившись в две шеренги, команда;
на левой стороне шканцев выстроился караул, а
на правой — офицеры, имея
на правом фланге старшего офицера, а
на левом кадета Ашанина.
Только что отвалил пароход от нижегородской пристани, увидал Петр Степаныч развеселого ухарского парня, маленько подгулявшего
на расставанье с ярманкой. В красной кумачовой рубахе, в черных плисовых штанах и в поярковой шляпе набекрень
стоит он середь
палубы. Выступив вперед правой ногой и задорно всех озирая, залихватски наяривает
на гармонике, то присвистывая, то взвизгивая, то подпевая...
— Грому
на вас нет! —
стоя на своей
палубе, вскричал Марко Данилыч, когда тот караван длинным строем ставился вдоль по Оке. — Завладали молокососы рыбной частью! — ворчал он в досаде. — Что ни помню себя, никогда больше такого каравана
на Гребновской не бывало… Не дай вам Бог торгов, не дай барышей!.. Новости затеяли заводить!.. Дуй вас горой!.. Умничать задумали, ровно мы, старые поседелые рыбники, дураками до вас жили набитыми.
Оделся, вышел
на палубу. Последние тучи минувшей непогоды виднелись еще
на западе, а солнце уж довольно высо́ко
стояло. Посмотрел
на часы — восемь.
На палубе уж сидело несколько человек. Никита Федорыч прошел в третий класс, но не нашел там Флора Гаврилова.
Резко и бойко одна за другой вверх по Волге выбегали баржи меркуловские. Целу путину ветер попутный им дул, и
на мелях,
на перекатах воды
стояло вдоволь. Рабочие
на баржах были веселы, лоцманá радовались высокой воде, водоливы вёдру, все ровному ветру без порывов, без перемежек. «Святой воздух» широко́ расстилал «апостольские скатерти», и баржи летели, ровно птицы, а бурлаки либо спали, либо ели, либо тешились меж собою. Один хозяин не весел по
палубе похаживал — тюлень у него с ума не сходил.
Его зашивают в парусину и, чтобы он стал тяжелее, кладут вместе с ним два железных колосника. Зашитый в парусину, он становится похожим
на морковь или редьку: у головы широко, к ногам узко… Перед заходом солнца выносят его
на палубу и кладут
на доску; один конец доски лежит
на борте, другой
на ящике, поставленном
на табурете. Вокруг
стоят бессрочноотпускные и команда без шапок.
Темно. Нет огней ни
на палубе, ни
на мачтах, ни кругом
на море.
На самом носу
стоит неподвижно, как статуя, часовой, но похоже
на то, как будто и он спит. Кажется, что пароход предоставлен собственной воле и идет, куда хочет.
Наполнились кубки, и все общество пило здоровье принцессы Елизаветы. Начались маневры, все вьштли
на палубу, подле принцессы
стояли в почтительном отдалении граф Орлов, Грейг, Христенек и дамы. Елизавета
стояла у самого борта и с увлечением смотрела
на маневры. Долго смотрела она и молчала…
На берегу, рядом с Андреевым,
стоит еврей и переговаривается с стоящими
на палубе, смешно мешая русские слова с немецкими.
В узком входе
на палубу солдаты сбивались в кучу и останавливались. Сбоку
на возвышении
стоял какой-то инженер и, выходя из себя, кричал...
Вокруг повозки,
на палубе,
стоят и сидят несколько воинов.